Александр Сергеев - Если ты умер[СИ]
— Простите, сударыня, мне показалось, что я здесь что-то слышал. Вы никого здесь не видели?
— Нет, — она шмыгнула носом, — я одна.
— Разумеется, прекрасная сударыня не будет возражать, если я осмотрю помещение, разумеется, для ее же безопасности?
— Валяйте, — она махнула рукой, совершенно не заботясь об имидже утонченной особы.
Сагитт прошелся за стеллажи с рядами книг на них, обернувшись и бросив завистливый взгляд на девушку, иметь такое богатство и сидеть лить слезы, нет это определенно безумие. Сам он владел двенадцатью книгами не говоря о некоторых, которые брал в городской библиотеке за небольшую плату, и подобная сокровищница его привлекала едва ли не больше, чем имперская казна. Несмотря на прошедшие годы он сохранил живость мышления и любопытство. Порой оно втравливало его в такие случаи, в которые ни один прижимистый крестьянин по своей воле бы и в жизни не влез, однако, оно же его оттуда и спасало, так что выходил он как правило не только не пострадав, но и с некоторым прибытком, тем не менее, давая себе зарок: "Никогда более!". Однако, так же, как у алкоголиков обещание не пить, держались эти уговоры ровным счетом до следующей авантюры.
Через пару минут Сагитт вышел из-за полок, задумчиво декламируя:
Какая страшная игра:
Играть со смертью в поединок.
Не дрогнет нерв, рука крепка.
В душе — осколки мертвых льдинок.
Бокал горячего вина:
И искушенье на пределе.
Но страсть сегодня умерла.
Мы от огня в огне сгорели.
Озадаченная девушка продолжила:
Ожесточенный и хмельной,
Стоишь пред тем, что было ране.
И ловит взгляд твой неживой
Судьба, сокрытая в тумане.
А ты стоишь и ждешь… себя,
Стоишь на согнутых коленях.
Какая страшная игра….
И трудно так в нее поверить!
И после продолжительной неловкой паузы, поинтересовалась:
— А откуда вы знаете автора этих строк, сударь? Он вроде бы не пользовался популярностью среди… — она замолчала.
— Не стесняйтесь, продолжайте. Среди черни, вы хотели сказать? Я не скрываю, что вышел из низов. Но знаете, среди моих… эээ… нанимателей, находились весьма странные личности. И вот один из них, как раз регулярно подбирал какие-то вирши к каждому значимому случаю. Редкостной сволочности был человек, но слова подбирать умел. Так что даже негодяи не чужды прекрасному. — усмехнулся Сагитт.
— Но вы то себя к таковым не причисляете, не так ли?
Немного замявшись, парень все же не стал привычно балагурить, а со всей серьезностью ответил:
— Не знаю, сударыня. Я ведь не святой, и в свое время немало крови попортил людям. Не скажу, что терзаем совестью, но кое-какие грешки за мной водятся. Да и в армию, поверьте, меня привели совсем не возвышенные мысли. Наверное, я не слишком похож на героя, но так скажу — если придется идти в бой, за страну, за людей, за вас — я постараюсь сделать все, что в моих силах. И еще немного сверху того.
Девушка украдкой вытерла глаза и легонько улыбнулась.
— Спасибо, это очень лестное предложение, но я бы предпочла, чтобы никто не умирал. Я понимаю, что это не так то просто, но… Чего всем этим людям не хватает?
— Знаете, миледи, я и сам задавался этим вопросом, спрашивал даже у нашего командира. Он хоть и странный, но башкой варит крепко. И вот, он мне сказал, что люди склонны считать, что мир вращается вокруг них, что их мысли и идеи — единственно правильны. И если не пресекать этот процесс в корне, то рано или поздно, оформится какая-то объединяющая идея, которая разделит всех на тех кто "мы" и остальных. Причем идея может быть совершенно идиотской, последователи найдутся. Можно, например, объявить что все, с не тем разрезом глаз — Зло в чистом виде, или что хорошо жить достойны лишь те, кто работает руками, а все прочие — нет. Нет такой глупости, которая не собрала бы под свои знамена толпы последователей. А насчет убийств… поймите, не мы решаем, что они будут. Разве мы звали их на наши земли? Нет. Не мы решили, что кто-то умрет. Все что от нас зависит, так это то, чтобы этими погибшими оказались не мы.
— Да я понимаю, но все равно… Просто на днях смерть была так близко, буквально — протяни только руку.
Мысленно прокляв себя, что снова вернулся к тому же, с чего начал, Сагитт попытался еще раз отвлечь девушку от тягостных мыслей:
— Удивительно, я нахожусь в интимной обстановке в обществе очаровательной девушки. И чем занимаюсь? Обсуждаю какие-то политические казусы. Нет, армия определенно дурно влияет на манеры. — Он улыбнулся, приглашая поддержать его игру, — Сейчас бы неплохо бутылочку вина, да обсудить поздние труды Натте.
— Пожалуй, с вином я могу разрешить вашу заботу — грустно улыбнулась девушка, — позади вас находится глобус, он полый.
Продолжать ей не потребовалось. Откинув крышку потаенного хранилища, парень только присвистнул, обнаружив несколько вещей, о которых он только слышал. Привычным движением руки Сагитта вскрыли бутылку вина из герцогских запасов, после чего он выудил пару высоких стаканов, и плеснув немного сначала себе, а затем и собеседнице, предложил ей бокал, заметив:
— К счастью, я еще не слишком опустился, чтобы напиваться в одиночку, да и вам не помешает расслабиться, полагаю. Кстати, а я ведь вас помню, Мириэм. Мы с вами встречались, давным-давно, будучи еще детьми. На центральной площади, вас еще куда-то звали няньки.
— Да, действительно, — удивленно отметила она. — Так это вы, тот чумазый мальчуган? Надо же, как тесен мир.
— Действительно, — и отсалютовав девушке бокалом, предложил тост, — что ж, за второе знакомство!
Девушка не стала слишком протестовать, накопившееся напряжение настоятельно требовало выхода. Ну и разумеется, где один бокал — там и второй, а где два там и бутылка рядом. Когда же в наличии имеется интересный собеседник, то и просидеть за столом можно долго. Так что, до утра никто не беспокоил посты проверками, а в библиотеке ближе к утру уже не оставалось даже намеков на уныние.
Утром, Сагитт обнаружил себя полулежащим в кресле в совершенно неуютной позе. В попытках устроиться поудобнее, он сполз так, что ноги свисали через один подлокотник, а голова свешивалась с другой стороны. Затекшие мышцы шеи напомнили о себе тотчас же, как только он попытался посмотреть в сторону. Так что поворачиваться пришлось всем телом, раз уж голова не желает делать этого самостоятельно. Его давешняя собеседница уютно устроилась на кушетке у окна, стоявшей чуть сзади столика, на котором ныне покоился небольшой монумент из шести пустых бутылок, сложенных одна на другую. Понимая, что оставлять подобное безобразие будет не слишком красиво, Сагитт как смог постарался прибраться, сложив пустые бутылки обратно в глобус, дав себе зарок заменить их полными при первой же возможности.
После чего подобрал с пола полураскрытую книгу и положил ее в изголовье у девушки. Полюбовавшись от дверей на безмятежно спящую красотку, закрыл за собою створки, постаравшись не слишком скрипеть ими.
С того вечера они с девушкой стали хорошими друзьями. Сагитт впервые нашел собеседника, при общении с которым не нужно было держать нож за спиной и следить за каждым сказанным словом, а девушка в его лице обнаружила на удивление трезвомыслящего парня, в отличие от его сверстников из благородных семей выделяющихся некоторым инфантильством и чрезмерно раздутым эго, что делало его весьма интересным собеседником. Тем более, что насыщенная жизнь оного позволяла поведать о самых разных ситуациях, в которые большинство аристократов никогда не попадало.
Их встречи стали довольно регулярными, хотя и ограничивались пределами замка. Разумеется, ни парень ни девушка не помышляли даже о переводе отношений в иную, отличную от дружбы плоскость. Не говоря о том, что это было бы чудовищным мезальянсом, совершенно не одобряемым обществом, у каждого из них были свои мысли о том, почему это невозможно. Но общаться — кто им мог запретить?
Явет. Конец зимы.
После перевода войск в режим повышенной готовности, атаки со стороны повстанцев сократились, уже не было таких разрушительных нападений, однако по прежнему случались мелкие неприятности. Местные жители, воодушевленные хаосом, привнесенным рейдерским отрядом, получили пример для подражания. И недели не проходило, чтобы в патруль не прилетела очередная стрела, или же на тропе не появилась новая ловушка. Если ранее солдаты привыкли находиться в окружении не слишком довольных, но в целом покорных жителей, то откровенная враждебность местных — постоянно держала в напряжении. Несмотря на победу за победой, когда армии Ордена заставляли противника отступать, если не разбивали сразу, ситуация складывалась все более угрожающая. Непосредственные командиры отрядов жаловались на регулярное пьянство личного состава, ни одно утро не начиналось без порки очередного проштрафившегося поклонника Бахуса. Впрочем, Кай-Тем распорядился снизить число плетей до десятка, он как никто понимал, что не имея возможности спустить пар, люди пойдут вразнос. На той неделе, один из дозорных на стене едва не подстрелил соседа, потому как ему показалось, что это один из мертвецов, которые устроили бойню на подступах к Явету. По той же причине, командование закрывало глаза на самовольные карательные акции в отношении близлежащих деревень, предпринимаемые некоторыми отрядами, потерявшими соратников в результате действий партизан.
